Июнь уверенно шёл к середине. Картошка на огороде проклюнулась после хороших дождей. Соседи Иваныч и Петрович, не сговариваясь, подпушить её вышли. После обычных приветствий каждый углубился в нехитрый крестьянский процесс – помочь первым росточкам-листочкам побойчее к солнышку потянуться. Дело привычное, далеко не впервой. Тяпки в руки и - за работу!
Оба в глубоких калошах да на босу ногу - практично и удобно. Иваныч - в трико и майке. Петрович - в шортах, с бледным после долгой зимы обнажённым торсом. Мужикам за полста, к труду привычные. Тяпки в руках замелькали, любо-дорого со стороны смотреть.
Пока в разных местах огородов друг от друга находились, слышна была музыка у Петровича. Он всегда включал мобилу, где на симке его любимые песни-мелодии гнездились. Ну, по принципу что ли: «Нам песня строить и жить помогает». Опять же музыкальный фон отвлекал от будничных мыслей и нерешённых проблем, да и, что говорить, работа бойчее спорилась.
Иваныч обычно по настроению напевал себе что-нибудь под нос. Сегодня в его репертуар почему-то попала песня «Три счастливых дня». Обычно её исполняла Алла Пугачёва, но ведь дни счастливые могут быть и у Иваныча, не так ли?
Время от времени они меняли руки, перехватывая черенок тяпки, чтобы удобнее было вертеться возле каждого кустика, да и ведущая рука успевала бы отдохнуть. Потихоньку приближались друг к другу и, наконец, попали в сферу доступного общения. Разом свою музыку убрали и перешли на бытовую прозу: было о чём обстоятельно перемолвиться.
Начали с пустовавших огородов, которые, где в шахматном порядке, а где и сплошь, были заброшены по разным причинам уехавшими или нерадивыми хозяевами, и мощно зарастали сорняками. Ведь на удобренной, ухоженной ранее земле, те вымахивали в рост человеческий непроходимым частоколом. На некоторые огороды зашёл и нагловатый татарский клён, который уже практически не выведешь. Поднялся, расправил крону, по осени шелестя на ветру гирляндами семян-пропеллеров. А уж как начнёт их отпускать – далеко улетают и приживаются, позавидуешь цепкости укоренения на новом месте. Природа ведь не терпит пустоты. А какая уж тут после сорняка-чертополоха пустота. Здесь - возвращение на отвоёванное у неё, матушки-природы, когда-то место. Хотя…
И тут разом присели мужики. Над их головами прошелестел аэрошют, единственный, кстати, на всю округу летательный аппарат, и приземлился за соседним заросшим огородом. Вскоре из зарослей появился и хозяин аэрошюта – Максимыч. В шлёме и облегающем фигуру лётном костюме. Вот такая встреча получилась. И тотчас разговор тему сменил. Хотя вопрос для несведущих так и повис в воздухе. Как это на огород можно аэрошют сажать? А взлетел откуда же?
И садиться, и взлетать оказалось вполне можно, Максимыч работал в дорожном участке да ещё на мощной технике. Загнал грейдер прошлым летом на несчастный брошенный огород. Освободил от сорняков, срезав и очистив широким ножом, а потом ещё и утрамбовал катком. Получилась взлётная полоска. Рядом с его домом и огородом, который располагался под уклон в сторону реки. Удобно ведь, когда взлетно-посадочная полоса под боком.
Приобрёл он аэрошют недавно да за немалые деньги, вырученные после очередной продажи партии мёда. Пасеку держал приличную. За рекой. В объезд если, то километров двадцать через мост выходило. А по воздуху – напрямик, всего четыре. Аппарат простенький и в управлении, и в конструкции, но выпускается в России, буквально, поштучно, до сотни в год. Спрос же имеет огромадный, вот потому и цена ему соответствует. Заказов уйма. Многим полетать захотелось.
Речь у них сразу зашла о видах на урожай и о мёде тоже. И май, и июнь по погоде выдались многообещающими: кругом зелено, запашисто, желто цвёлодуван-один из первых медоносов. Поинтересовались впечатлениями и от панорамы сверху, ощущениями парения птицы в полёте. Максимыч поделился и посетовал, что запущенные огороды портят картину цивилизованого села. «Короче, мужики, вытесняет нас природа своими сорнячными насаждениями. Одно только радует, село наше пока с высоты смотрится. Особенно весной своим ракетно-комплексным вооружением – итальянскими парничкамии теплицами. Почти в каждой усадьбе да по несколько таких комплексов С-100, 200 увидеть можно».
Он широко улыбнулся. Вооружены мы для всякого там ВТО весьма недурно. Ясное дело, разговор тотчас повернулся на овощи из-за границы: картошки из Египта, моркошки из Израйля, лука репчатого из Киргизии, арбузов из Казахстана... И это не говоря о фруктах и цитрусовых. А тут ещё и пальмовое масло - эрзац маргарина. Зачем? Стоит ли продолжать? В супермаркетах сельских «Марии-Ра» и «Аниксе» они не переводятся. Спрашивается: «А зачем? Чем свои-то овощи хужее?»
Выращивать свой картофель да по дешёвке продавать – себе уже стало в убыток, потому и позабросили многие свои огороды-кормильцы. Скота на селе тоже поубавилось. Сенокосы, ясное дело, заросли чертополохом.
Позавидовали Максимычу, хотя до таких полётов не слишком и охочи были: непривычно, да ибоязно что-то. А вдруг? Но подкололи его: «А скажи-ка нам, сосед, сможет ли твой ероплан, кроме тебя, пару фляг мёда поднять и домой доставить»? Максимыч задумался на миг и трезво ответил, что рисковать и аэрошютом, и собой, и флягами с мёдом вряд ли стоит. Но попробовать можно. Обмолвился, что днями на нём на бреющем полёте прогонял лося с пасеки в сторону тайги. Повадился по ночам в гости заходить, а ну улей какой ненароком опрокинет.
В это время залился звонкой трелью его смартфон. Побеспокоил да по делу младший сын, семиклассник Сёмка. Просил помощи - из омута то ли сома, то ли налима вытащить. Огроменный попался. А ну сорвётся! Максимыч бегом к аэрошюту и на реку.
Соседи его взглядом проводили и продолжили беседу, но уже о смоге и горящей в Красноярском крае, Якутии, Хакасии тайге. Уж неделю солнце над селом, словно в мареве, висело тусклым диском. Гари не чувствовалась, но стоит лишь ветру повернуть направление и нахлебаешься дыму по самые ноздри. Тушат да поздно хватились. Территория с какую-то Бельгию уже полыхает, по телеку передавали. Велика Россия, а порядку нет. Такой вердикт вынесли. А сами нет-нет да в сторону реки поглядывали: «Что за рыбина? Может, таймень? Вытащат ли?» И опять за тяпки взялись, подпушивать. Спохватились и задрали головы, когда аэрошют подлетал к ним. Мотор работал ровно, пропеллер вертелся как обычно, а вот Максимыча и сына Сёмку мотало из стороны в сторону. В руках мальчуган держал ведро, из которого торчал огромный рыбий хвост и вращался там, словно второй пропеллер.
«Ероплан», уже заходя на посадку, вдруг стал клевать носом. «Сёмка! Бросай ведро со щукой к едрёной фене, а то грохнемся! - закричал Максимыч. Соседи тут же представили, как ведро с рыбиной по касательной несётся прямо на них. Тяпки бросили и в разные стороны. Аэрошютскрылся за зарослями, а ведро с щукой, сбивая на своём пути сухие верхушки, исчезло. И - тишина!
«Вот тебе и фляги с мёдом! Живые ли»? - вымолвил Петрович. И соседи ломанулись через заросли высоченного прошлогоднего молочая к Максимычу. Иваныч майку порвал, а Петрович голяшки ободрал о сухие колючие дудки.
Лучше бы не спешили. Приземление прошло успешно. Максимыч с сыном собирали и укладывали стропы. Появление соседей их не удивило. Они только разом спросили: «Щуку-то поймали?»
...На ведро наткнулись быстро, а вот щучье отродье поискать пришлось. Прочесали заброшенный огород вдоль и поперек. Пусто. И если бы Петрович случайно не наступил рыбине на хвост, искали бы ещё. Притаившаяся живучая щука метнулась к ноге Иваныча. Не спасло бы и трико, да промахнулась и судорожно задёргалась, широко разевая пасть.
Максимыч пригласил соседей на уху и жарёху. Чистого веса в рыбине оказалось семь килограммов!
Николай Толстов.